Новый альбом, новый состав, новое название – такими экс-«Мертвые дельфины» приехали в Смоленск, чтобы дать единственный концерт в городе. После 11 лет тишины в эфире, Артур Ацаламов снова вернулся на большую сцену, к своим верным фанатам, ждавшим его все это время. Однако останется ли он, сам артист до сих пор не решил. «Прокатимся, посмотрим, - уклончиво говорит Артур. - Если почувствуем, что сможем, останемся». О новом, старом и вечном бессменный лидер «Дельфинов» рассказал SMOL.AIF.RU.
Принцип «Макдоналдса»
Елена Миронова, SMOL.AIF.RU: Артур, почему вы изменили название группы? Решили начать все с начала?
Артур Ацаламов: Название мы не меняли. Просто решили больше не использовать прилагательные. Почему? Куча причин. Они очевидные, всё на поверхности.
- Суеверие?
- Ни в коем случае, ну что вы. Миллиарды людей за историю человечества умерли, и уверяю вас, никто из них в группе «Мертвые дельфины» не играл. Причин много, но они не в этом. Во-первых, вы, представители СМИ, очень бурно реагировали на прилагательное «мертвые». Это вас почему-то очень беспокоило. Особенно телевидение и радио. В Европе и Америке проще. Им все равно, как ни называйся, хоть «Жареный колпак». Главное - какую музыку ты играешь. В России фишка с названием яхты работает. Как яхту назовешь, так она и поплывет. Во-вторых, две ужаснейшие трагедии в группе, две смерти (в 2007 году повесился ударник Сергей Золотухин, в 2011 году был убит бас-гитарист Александр Помараев, - прим.авт.). Вот мы и подумали «окей, избавимся от прилагательных». Так даже лучше. Чем короче, тем легче запомнить. Мы пошли по принципу «Макдоналдс»: просто и вкусно.
«Это потрясающе. Бесценно. Это даже лучше, чем секс»
- Отыгран уже не один концерт. Какие ощущения от возвращения на сцену?
- Шикарные! Есть вещи, которые не купишь за деньги. Нельзя же заставить себя любить. За деньги можно купить притворство, любовь нужно заслужить. Наши слушатели много лет ждали нас, многое пережили с нами: и взлеты, и падения. Это потрясающе. Это бесценно. Это даже лучше, чем секс.
- Что было сложнее: завоевывать сцену или возвращаться на нее?
- Второе. Все эти восемь лет тишины (между выходом первого и второго альбомов – прим.авт.) мы не сидели на месте: обрастали семьями, взрослели, даже старели. Мы уже не те 15-летние парни, которые легки на подъем. Мы обросли каким-то бытовым жиром и в прямом и в переносном смысле этого слова. И уже тяжело подрываться, бросать семью, жену, маленьких детей. Это лет 10 назад я мог встать в любое время дня и ночи, и поехать куда угодно, потому что я считал, что так нужно для дела. Сейчас – нет. Тяжело возвращаться после восьми лет тишины, но оно того стоило.
- Как фанаты реагируют на ваши новые песни? Есть ощущение, что слушателям нужны только старые, проверенные временем хиты?
- Старое всегда заходит в зал лучше. Мы здесь не исключение. Всегда так было и будет. «На моей луне», «Мертвый город», «Котики-наркотики» - это хиты, которые уже живут своей жизнью, устоялись, стали некими музыкальными памятниками. Люди их знают, любят, ассоциируют себя с ними. Они с этими песнями успели пожить: повлюбляться, пережить студенчество, погулять с девушкой под луной. Новое должно настояться. У нового другая задача – понравиться, зацепить.
- И как, по-вашему, зацепило?
- Да, новый материал пускает корни. Мы играем три песни с нового альбома - «Льды Антарктиды», «Завтра я буду там», «Рак» - и буквально недели две назад начали играть совершенно новую вещь «Акселератка колибри». Удивляет, что песня только родилась, мы ее буквально как 2-3 концерта отыграли, а уже в другом городе на следующем концерте ее ползала знает наизусть.
«Уже 15-20 лет одни и те же лица в Новый год. С ними и умрем»
- Раз уж заговорили о семье, расскажите о своей.
- Моему сыну сейчас 13 лет. Хотя он больше похож на моего младшего брата (смеется). Уже парень взрослый. Скоро, наверно, машину попросит. А недавно у меня родились две дочери погодки – одной три года, другой два. Адель и Аурелия. Имена сам выбирал. Никому бы этого не доверил: ни супруге, никому. Это мои дети - я и называю. Младшая зовет меня «мамой». Мы все вместе делаем: спать - со мной, купаться - со мной, играть - со мной. Я стараюсь уезжать из дома в шесть утра, пока дочки еще спят. Я буквально убегаю из дома. Но все равно: первым делом, как она просыпается, идет искать меня по дому. Если не находит, начинает очень сильно плакать. Ее потом тяжело успокоить.
- Тяжело разорваться между семьей и музыкой, но все-таки творческие планы у вас есть? Может быть, съемки клипа намечаете или запись нового третьего альбома?
- У нас песен альбомов на 12. С этим-то как раз проблем нет. За восемь лет молчания я не переставал писать песни: они же лезут в голову, никуда от них не сбежишь. Песен очень много. Из них процентов 30 удачных.
- Откуда такая точная арифметика?
- У меня в голове есть формула хита: я знаю, как он должен выглядеть. Я очень редко ошибаюсь. С клипами сложнее. Снимем мы его и что? Куда дальше? Все закрыто. На федеральных каналах не выделяют эфирную сетку под современную музыку. По этой причине мы уже 15 лет смотрим на одни и те же лица в новогоднюю ночь. Мы с ними, по-моему, и умрем. Новых не пускают.
- А радио? Интернет?
- Интернет, YouTube – это бонус. Самый мощный механизм, из оставшихся, для раскрутки – это радиостанции. Лучшего пока еще не придумали.
«Никто больше не поет «I want to be free», все уже давно «be free»
- Пресса как-то молчаливо приняла новость о вашем возвращении…
- Вы стали другими. Вы не такие, как при Ельцине. Вас зажали. Вам тяжело. У вас очень много механизмов отнято. Я понимаю, потому что могу сравнивать «тогда» и «сейчас». Рок-музыки сейчас нет на ведущих центральных каналах.
- Почему? Рока боятся? Он неудобен?
- Не знаю. Если наше правительство думает, что рок социально опасен, то это очень устаревшая информация. Может быть, во времена КГБ так и было, но сейчас рок совсем другой. Он стал романтичным: люди про любовь поют. Никто не поет «I want to be free», все уже давно «be free». Больше не надо ни за что бороться. Я не знаю, чего так испугались. Рокеры – уже давно не сборище наркоманов. Нет. Среди рок-музыкантов сейчас модно не пить и не курить. Может старая школа еще и квасит, но современные музыканты все трезвенники. Поэтому я бы посоветовал большим парням, которые управляют нашей страной, пересмотреть свои взгляды на современную рок-музыку. И чуть-чуть вожжи подотпустить.
- Ваш новый альбом «Любовь в метро» записан на волне этих же настроений?
- Да. У нашей группы три кита: любовь, секс, и что-нибудь такое очень вечное… Еда, например, про нее тоже надо что-то спеть обязательно (смеется).
- Как долго длилась работа над новым альбомом и где записывались?
- В Москве. Понадобилось в общей сложности два года. Мы писали его в очень вялотекущем режиме. Нас не поджимали сроки, нам было плевать на статус. Мы сами по себе: сколько хотели, столько и работали. Мы бездельничали, потому что могли себе позволить 3-4 месячные паузы. И это сработало! «Любовь в метро» звучит обалденно. Он не похож по звуку ни на что. Это своя работа, я бы даже сказал, стопроцентный made in dolphins.
- Альбом выйдет на виниле?
- Винил я не заслужил. Это очень круто. Это как «Грэмми». Винил сейчас стал доступен, и любой шлакоблок может себе позволить записаться. Я считаю, что я еще не в том статусе, чтобы позволить себе винил. Как почувствую - выпущу.
- Решение о том, останется группа или нет, уже принято?
- Совсем не хочется играть в игры Аллы Пугачевой «ухожу-прихожу». У нас сейчас очень сложный момент в жизни. Мы все ребята семейные. Есть несколько путей развития жизненного сценария, и все они вкусные и хорошие. И самый неизвестный из них - это как раз таки музыкальный. Еще раз пожертвовать всем: временем, жизнью. Не знаю, найду ли я в себе силы. Но мы постараемся. У нас впереди еще концерты на Урале, в Сибири. Мы еще не все отъездили. Прокатимся, посмотрим, поймем - есть ли у «Дельфинов» шанс вырасти в статусе. Мы амбициозные, и это хорошо.