Смоленск, 11 марта - АиФ-Смоленск. 11 марта скончался Борис Васильев — один из популярнейших советских писателей-фронтовиков, уроженец Смоленска и почетный гражданин города. Через пару месяцев — 21 мая — Борису Львовичу исполнилось бы 89 лет.
Смоленские зори
Мировую известность Борису Васильеву принесла повесть «А зори здесь тихие...», а его собственными зорями были смоленские рассветы — ведь именно в нашем городе будущий писатель родился и провел детство. Об этих годах Борис Львович впоследствии отзывался очень тепло и называл их исключительно счастливыми.
Из автобиографической повести «Летят мои кони»:
«…Я люблю тебя, старый Смоленск, ибо ты — колыбель детства моего. Ныне от тебя остались осколки, как от греческих амфор, а еще проще — как от моего детства…
...И детство, и город были насыщены Добром, и я не знаю, что было вместилищем этого Добра — детство или Смоленск.
... Мне сказочно повезло: я увидел свет в городе Смоленске. Повезло не потому, что он несказанно красив и эпически древен — есть множество городов и красивее, и древнее его,— повезло потому, что Смоленск моего детства еще оставался городом-плотом, на котором искали спасения тысячи терпящих бедствие. И я рос среди людей, плывущих на плоту.
Город превращают в плот история с географией. Географически Смоленск — в глубокой древности столица могущественного племени славян-кривичей — расположен на Днепре, вечной границе между Русью и Литвой, между Московским великим княжеством и Речью Посполитой, между Востоком и Западом, Севером и Югом, между Правом и Бесправием, наконец, потому что именно здесь пролегла пресловутая черта оседлости. История раскачивала народы и государства, и людские волны, накатываясь на вечно пограничный Смоленск, разбивались о его стены, оседая в виде польских кварталов, латышских улиц, татарских пригородов, немецких концов и еврейских слободок. И все это разноязыкое, разнобожье и разноукладное население лепилось подле крепости, возведенной Федором Конем еще при царе Борисе, и объединялось в единой формуле: ЖИТЕЛЬ ГОРОДА СМОЛЕНСКА. Здесь победители роднились с побежденными, а пленные находили утешение у вдов; здесь вчерашние господа превращались в сегодняшних слуг, чтобы завтра дружно и упорно отбиваться от общего врага; здесь был край Ойкумены Запада и начало ее для Востока; здесь искали убежища еретики всех религий, и сюда же стремились бедовые москвичи, тверяки и ярославцы, дабы избежать гнева сильных мира сего. И каждый тащил свои пожитки, если под пожитками понимать национальные обычаи, семейные традиции и фамильные привычки. И Смоленск был плотом, и я плыл на этом плоту среди пожитков моих разноплеменных земляков через собственное детство»
Последний привет Смоленску
В 2009 году, через несколько дней после 85-летия, к Борису Львовичу в гости заглянул корреспондент «АиФ-Смоленск». Записанная в тот день беседа — последнее интервью Васильева, опубликованное в смоленской прессе — последний привет землякам и родному краю.
Из интервью «АиФ-Смоленск» от 3.6.2009 года:
«Я не держу зла ни на кого. Никогда я на людей не злился. Возмутиться могу. Наорать, накричать. Но злиться - нет. Это бр-р-р. Это ваше отродье любит злиться – женщины. Это ваше оружие»
«Вот это (показывает маленький медный телефончик) Булат мне подарил. Окуджава. Чтоб не забывал звонить ему, а он мне. Но я ему все равно не звонил. Не могу разговаривать по телефону. Интервью никогда не даю по телефону. Не вижу я лица, как собеседник реагирует, не вижу. И говорю всегда отрывисто: «да», «нет», «угу», все, положил трубку»
«Я не могу жить без книжек. Я очень люблю их. Хорошо помню свою первую книжку. Дедушка подарил мне «Графа Монте-Кристо». Мне тогда было лет 6-7. Мы жили в Смоленске, а дед в своем имении Высокое, совершенно не тронутом большевиками. Ему, как народнику, выдали охранную грамоту. А народников в то время причисляли к социалистической группе. Так вот, он привез мне «Монте-Кристо». Эту книгу дарили всем дворянским детям, чтобы они – будущие воины – научились стрелять. Дворяне были военной кастой России. Они все сражались. Все мои предки сражались. Назову самого главного из них, деда моего деда, героя Бородинского сражения – генерал-лейтенанта Алексеева. Его портрет есть в Кремле. И такой же портрет с описанием его подвига есть в Эрмитаже. Так что деда моего не тронули во время гражданской войны. А к «Монте-Кристо» он приволок мне еще и патронов. Я был в восторге. Я стрелял по грушам. Отец мне мишень сделал. Только в животных я никогда не стрелял и в птиц»
«У меня было очень счастливое детство. У всех счастливое детство, но у меня особенно. Я очень хорошо знал Смоленск. И у меня Смоленск до сих пор почему-то ассоциируется с добром. Вот такая столица добра в России. Здесь я пошел в первый класс, отучился несколько лет. Потом мы переехали в Москву, а заканчивал восьмилетку в Воронеже. Это был 1941 год. На фронт меня не брали, и я записался в комсомольский истребительный отряд. Так вот вместе с другими меня отправили на Западный фронт, и я опять оказался в Смоленске. Но до города не доехал, потому что эшелон наш разбомбило и я ушел в леса. Родные, смоленские. А в 43-м после контузии меня направили в военную академию. Там познакомились с Зоей. Мы с ней оба – испытатели боевых машин, танков, проще говоря».
«Война – это грязь и вонь от трупов, взрывов и газов. Ничего там героического нет. Поэтому я ничего героического о войне и не писал. Никогда».
«Какое-то время назад в моде была так называемая лейтенантская проза. Уцелевшие на фронте лейтенантики, мои ровесники, писали о том, что видели собственными глазами. И мне это очень нравилось, пока я однажды не задумался. Хорошо, они попали в ситуацию, а за спинами у них люди, связь, артиллерия, авиация, минометы – они мгновенно вызовут помощь. А если у тебя нет связи, а ты попал в ситуацию трудную, тогда что делать? Ну и написал «А зори здесь тихие...».
«В последний раз я был в Смоленской области в середине 80-х. Мы приезжали на премьеру в Драматический театр, там ставили какую-то мою пьесу, не помню уже. И тогда мы приехали в Высокое и увидели груду кирпичей... И стояли липы, они были уже спиленные, но дали ростки... Я, как помешался, стал бегать, липы эти целовать. Я не знаю, что со мной было. Вот оно – родовое гнездо мое! Вот откуда я родом! Вот! И такой разгром! Я очень хотел бы еще раз туда приехать...»
«Чем выше человек, тем он проще в общении»
Несмотря на то, что Борис Васильев провел в Смоленске детство и юность, людей, которые его знали лично, осталось не так уж и много. Своими воспоминаниями с «АиФ» поделились смоляне, которым повезло пожать руку этому необыкновенному человеку.
- Когда мы приехали к Борису Львовичу, нас встретила его жена, Зоя Альбертовна, - вспоминает Елизавета Будникова, журналист. - Она очень просила нас уложиться минут в 40 — мол, все-таки возраст... Мы честно пообещали, а вместо этого проболтали с ним два с половиной часа — на едином дыхании. В то, что ему на днях исполнилось 85 лет, не верилось совсем. Он был очень бодрый и бесконечно позитивный – выглядел на 60, не больше. Во время разговора Борис Львович много смеялся и много шутил, то и дело закуривал «Приму» без фильтра, а вокруг были, без преувеличения, сотни книг. В шкафах, на полках, лежат на столе, на сундуке – везде. Дом из-за этого был похож на хранилище какого-нибудь музея. Помню, на словах о войне у Бориса Львовича голос начал срываться, а на глазах выступили слезы...
- Чем выше человек, тем он проще в общении, - делится воспоминаниями Владимир Карнюшин, кандидат филологических наук, автор монографий по творчеству Бориса Васильева. - В этом я наглядно убедился после первой встречи с Борисом Васильевым. Это было в 1998 году. Я работал над диссертацией по творчеству писателя, и вот выдалась возможность встретиться лично. Первое впечатление было самым ярким. Передо мной — живой классик, небожитель. Я сижу перед Борисом Львовичем, руки и ноги ватные, и я не могу произнести ни слова от растерянности. В Васильеве всегда чувствовалась дворянская осанка, стать, порода. У него ведь действительно дворянские корни. С этим так необыкновенно контрастировала удивительная простота в общении — через 10 минут мы уже разговаривали так, словно были знакомы несколько лет. Потом мы часто созваанивались, я приезжал к ним в Солнечногорск. Мы старались не думать об этом, но когда ушла Зоя, дом стал невероятно пустым... Борис Львович очень тяжело переживал смерть любимой супруги, очень скучал... Скучал ли он по своей малой родине? Об этом расскажут его произведения, вот только некоторые из них: «Век необычайный», «Летят мои кони».
- Мне довелось лично общаться с Борисом Васильевым в 2004 году, - рассказывает Екатерина Дмитракова, журналист. - Про Бориса Львовича было известно, что с прессой он не встречается, что живут они с супругой очень уединенно практически в лесу. Поэтому было решено отправить на интервью меня, человека из региона, более того — родины Васильева. 21 мая 2004 года Борису Васильеву исполнялось 80. Утром накануне юбилея я поехала в Солнечногорск. Без звонка и предупреждения. Я помню, что мы говорили о книгах, о Смоленске, была какая-то история о девочке, в которую писатель влюбился в школе. Он спрашивал о городе - современном, рассказывал о доме в Заднепровье, где жил до войны (дом в военные годы был полностью разрушен), о смоленских дворах, где гонял мальчишкой на велосипеде...
Справка
Борис Васильев родился в Смоленске 21 мая 1924 года. Сын кадрового офицера, мать — из известной семьи народников. Ушел на фронт добровольцем после 9-го класса, после контузии направлен в Военную академию бронетанковых и механизированных войск. Печатается с 1954 года. Повесть «А зори здесь тихие» принесла Борису Васильеву мировую известность. Ее издавали и экранизировали в 26 странах. Дальше были «Завтра была война», «В списках не значился», «Не стреляйте белых лебедей», «Утоли моя печали», «И был вечер, и было утро» и много-много других.
Смотрите также:
- «Надо учиться любить и учиться ненавидеть». Правила жизни Бориса Васильева →
- Из Никарагуа в СССР. Как приехать за знаниями, а встретить любовь →
- «Жрать надо меньше!» Михаил Задорнов о санкциях, кино и политике →