Подполковник милиции в отставке Марина Алексеева, более известная широкой аудитории как писательница Александра Маринина, приехала в Смоленск вечером 22 мая. На следующий день «Русскую Агату Кристи», как любят называть Маринину поклонники, ожидала полуточасовая встреча с почитателями ее таланта, организованная в рамках фестиваля «Читающая Смоленщина». В эксклюзивном интервью «АиФ-Смоленск» создательница Насти Каменской рассказала о том, как она предсказала переименование милиции и почему школьникам не нужен Лев Толстой.
АиФ-Смоленск: Марина Анатольевна, поделитесь своим мнением о недавней реформе полиции. Как Вы, в частности, относитесь к перемене названия ведомства?
Александра Маринина: Честно говоря, я уже очень далека от всего этого. Когда-то, в 1990 году, я написала для журнала «Милиция» статью «Присягаем кому и на что». И в этой статье я писала о том, что не нужно прикрываться словом «милиция», ибо это слово означает «вооруженное формирование гражданского населения в помощь государственной полиции в чрезвычайных ситуациях», не более того. Ничего плохого в слове «полиция» нет, я предлагала сравнить текст присяги американских полицейских, где среди защищаемых ценностей на первом месте стоит человек и его здоровье, достоинство, и нашу присягу советского времени. В ней на первом месте стоял советский общественный и государственный строй, а человек с его здоровьем, честью и достоинством, стоял где-то на последнем месте. Вот я писала о том, что пора бы уже прекращать играть в эти игрушки псевдореволюционные, создавать полицию с нормальной присягой и нормальными функциями.
На работе был жуткий скандал. Начальник академии МВД, в которой я в то время работала, вызвал к себе начальника научного центра – моего непосредственного начальника, и кричал: «Что это твоя Алексеева себе позволяет?! Полиция – это полицаи, это пособники фашистов на оккупированных территориях!»… В общем, все это было очень громко и очень демагогично. Ну, я заткнулась. Более того, я тогда приняла решение: если когда-нибудь я еще что-нибудь буду писать, то я никогда не буду подписываться своим настоящим именем. Потому что эти вот скандалы и разборки мне совершенно ни к чему. Это и было причиной того, что, когда я начала писать книги, стала подписывать их псевдонимом. Потому что я в них честно говорила все, что думаю про своих начальников.
Тогда, в 90-ом году, это (реформа, переименование милиции – прим.авт) еще имело смысл. Потому что профессиональное ядро еще не было полностью разрушено. Разрушать его начал министр Федорчук в 1983 году. Но за семь лет он его окончательно угробить не смог, и люди, умеющие и знающие, как надо работать, профессионалы, еще были. И моральный стержень, который сейчас напрочь отсутствует почти у всего нашего населения, в том числе и полиции, он еще немножко был. И тогда эта реформа могла удержать ядро от распада, могла дать возможность избавиться от явно негодных сотрудников и набрать тех, кто хорошо обучается, и кто по моральным качествам, по физической подготовке может этой работой заниматься. Тогда момент упустили. Я была плохая, я была глупая, меня не поняли. Прошло 20 лет, и министр Нургалиев объявил реформу. За 20 лет профессиональное ядро распалось полностью – все! Реформа утратила смысл. Сегодня в правоохранительной системе работают только те, кто торгует властными полномочиями. В ней не осталось профессионалов. Пока это система торговли властными полномочиями, система, при которой ты из своей должности делаешь свою частную лавочку и торгуешь своими возможностями, не будет прекращена, как ты ее не называй, ничего не изменится. Сейчас просто угробили деньги – на переименование, на новую форму, на новые удостоверения и вывески. Результат все тот же.
АиФ: Сейчас бурно обсуждается и реформа образования, в том числе предложение убрать из школьной программы по литературе произведения классиков, например, «Мастера и Маргариту» Булгакова. Что Вы об этом думаете?
А.М.: Я могу высказать свое мнение, причем абсолютно не исключено, что оно неправильное. Задача школы, на мой взгляд, это не дать знания, а дать умения. Вот что касается преподавания математики, то там даются умения, что касается преподавания истории, то там, к сожалению, дается знание. И что касается преподавания литературы – там тоже дается знание, но не дается умение: детей не учат читать, анализировать, осмысливать, понимать. Им просто рассказывают: «Вот есть великое произведение «Война и Мир», в нем – размышления под небом Аустерлица и разговор Сони и Наташи…», ну и так далее. Что 15-летний ребенок в этом может понять? Кроме отвращения слово «Толстой» никогда у него ничего не вызовет. Тоже самое – «Преступление и наказание».
Пока ребенок учится в школе, нужно дать ему инструмент, чтобы он, по мере взросления, осваивал вот это огромное литературное пространство, понимая, КАК надо читать, что нужно искать между строчками, и как осмысливать то, что ты прочитал. А для этого в программе должны быть произведения строго адекватные психоэмоциональному и ментальному состоянию каждой возрастной группы. «Мастеру и Маргарите» в школьной программе делать нечего, как и «Войне и миру». Вы на «Трех мушкетерах» научите человека читать, он будет читать с удовольствием, и с удовольствием будет слушать, как вы ему рассказываете про эпизод защиты Ла-Рошели. Что написал вот этот историк про эту защиту, другой историк? А как описал Дюма – что у него из реальной истории, а что из другой оперы? Давайте разберем образ Д’ Артаньяна, образ Миледи – и дети научатся разбирать образы. А образ Наташи Ростовой, которая влюбилась в женатого князя Болконского, а потом неизвестно почему изменила ему с Курагиным, а в результате вышла замуж за Безухова – этот образ ни одному мальчику, и даже не каждой девочке будут интересен. Поэтому, я повторю – не нужно в школьной программе давать знания. Знания вы будете получать потом, всю свою жизнь. Дайте ребенку умение эти знания получать. Ему не нужно три кило рыбы, научите его удить, и он сам себе поймает все, что захочет.
АиФ: Вы намекнули, что Вас, как писателя, заинтересовал эпизод с легендой о взрыве смоленского Успенского собора…
А.М.: Да! Меня это очень зацепило – что, оказывается, есть исторические факты, которые остаются не проясненными по прошествии стольких столетий. Насколько я помню, речь идет о наступлении поляков в 1611 году. И за 500 лет тайна – взрывали ли собор, не разгадана. Отлично можно на этом поиграть – можно предположить, что это станет основой одного из моих будущих произведений.