15 февраля в России отмечается 25 лет со дня вывода советских войск из Афганистана. Для кого-то это - всего лишь дата в истории, для кого-то рубеж, разделивший линию жизни на «до» и «после». Жителю Смоленска Александру Осипенкову на момент отправки в Афганистан было 24. Для молодого человека это казалось скорее приключением, к которому примешивалось чувство интернационального долга и искреннее желание помочь народу далекой страны в построении светлого будущего. Двумя годами позднее ветерану Афгана сержанту Осипенкову присвоили статус инвалида 2 степени и попросили не носить присужденный ему орден Красной звезды.
«Судьбу решила бутылка водки»
Олеся Томашова, smol.aif.ru: Александр Иванович, расскажите, пожалуйста, как вы попали в Афганистан.
Александр Осипенков: В 1981 году я закончил Тимирязевскую академию по специальности «зоотехник», и меня вместе с друзьями - Владимиром Горелым и Анатолием Тарановым направили в Подмосковье – в школу военного собаководства, где мы прошли обучение на курсах разведчиков и саперов. Нас готовили к отправке в Афганистан, и мы это знали. Даже выдали русско-афганский разговорник, некоторые фразы из которого я до сих пор помню наизусть.
Кое-кто тогда отказывался от службы в Афганистане, мы с друзьями такой вариант для себя даже не рассматривали. Прежде всего, мы были патриотами, как, пожалуй, большинство в то время. Нам объясняли: если мы не поедем и не помешаем коварным планам НАТО, то она разместит в Афганистане ракеты, которые будут угрожать безопасности советского народа. Этого мы допустить не могли.
Про активные военные действия и опасность тогда вслух не говорилось. Да и кто же тогда сможет выполнить эту миссию, если не мы? Я, в частности, был кандидатом в мастера спорта — активно занимался легкой атлетикой, лыжами, боксом, каратэ. Примерно также считали и мои друзья. Но недолго. Недели через две, после того, как нас стали брать на первые серьезные вылазки против душманов, наш «ура-патриотизм» угас, и нам стало понятно, что все очень серьезно. Одно дело, когда тебя учат снимать муляж мины в учебке, но другое, когда приходиться иметь дело с настоящей миной: разминировать дрожащими от напряжения руками под непрерывным обстрелом противника. И когда ты наконец ее выкручиваешь - вдруг что-то щелкает – …и перед глазами за секунду проносится вся жизнь.
- Вы с друзьями потом остались служить вместе, или вас раскидали по разным подразделениям?
- Мы остались вместе. Нашу судьбу решила… бутылка водки. В Кабуле нас начали распределять. У кого-то оказалась с собой водка. Мы отдали ее капитану - он сказал, видите – самолет стоит? Загружайтесь. Тот самолет летел в Кандагар. Но нам было все равно – куда. Главное – вместе.
- Самое первое впечатление – это…
- Это климат и природа. Мы прилетели на место назначения в апреле, а там уже жара стояла под 50 градусов. С одной стороны - пустыня, а с другой – десятки километров в сторону Кабула – настоящий оазис – много зелени, река, горы.
Поразила нищета живущих в кишлаках крестьян – покорных и неграмотных, которые были благодарны нам, советскому народу, за участие в их судьбе, и доставляемой из Советского союза гуманитарной помощи. И в то же время были и зажиточные граждане, которые имели в своем распоряжении заграничную аппаратуру, недоступную для простых советских людей.
Женщины ходили в парандже. Соответственно мы не могли видеть их лиц. Этой уловкой пользовались и духи. Мы это знали. Поэтому когда блокировали и прочесывали кишлак, приходилось срывать паранджу, под которой нередко оказывался бородатый мужчина. Тогда смотрели на плечи – если они истерты от ношения оружия, было ясно: перед тобой - боевик.
Сейчас даже порой возникает горячее желание поехать туда – посмотреть, что там делается. Всегда с интересом слежу в новостях за событиями в Афганистане. У моего друга – Владимира Горелого есть мечта: съездить в Кандагар, походить по «зеленке».
С этим местом связано множество воспоминаний, трагических и лирических. Помню, как отмечали день рождения Горелого, он посетовал, что очень скучает по молочному супу. А где взять молоко-то? Мы развели сгущенку с водой. И макарон туда покидали. Вот так и получился суп.
Бабушкин крестик
- Что входило в ваши служебные обязанности?
- Мы должны были ставить мины, и наоборот, разминировать территории. Мы всегда шли впереди колонн , осуществляли , так сказать, разведку местности, «прочесывали» отходы. Стрелять и убивать, конечно, тоже приходилось.
Каковы ощущения? Первый раз стрелять в упор было жутко – даже какое-то время не мог после этого есть, срабатывал рвотный рефлекс… Со временем восприятие притупилось, и реагировать стал уже не так эмоционально. Когда приходиться вытаскивать из-под огня раненных ребят, кричащих от боли и умоляющих пристрелить, понимаешь, либо ты их (душманов), либо они тебя, это инстинкт самосохранения, эмоции отходят на второй план. И думаешь в этот момент не только о себе – товарища надо спасать, который идет рядом.
- Был какой-то талисман у вас с собой?
- Когда уезжал в Афганистан, бабушка вручила крестик, данный мне еще при крещении. И перекрестила на дорогу. Крестик на шее я не носил - прятал. Тогда это не приветствовалось. Один из моих сослуживцев — Николай, который был родом из Белоруссии, вешал крестик на шею. Замполит, когда увидел это, рассвирепел: как советский солдат может в это верить? И водил Колю Михаленя потом перед всем строем, за веревку от крестика. Коля кстати, вернулся домой без единой царапины.
Я думаю, крест и вера и мне помогли. Когда шел на задание, и было страшно, тихо нашептывал – спаси и сохрани, - то, что на крестике было написано. Других молитв я не знал. А на последнее боевое задание я выехал без крестика. По пути хватился, понял, что забыл на базе, и внутри весь похолодел. Какое-то нехорошее предчувствие появилось. А это уже накануне дембеля было. И наша колонна действительно попала в засаду.
Я в тот момент уже работал со служебными собаками. Духи начали окружать и обстеливать. Я крикнул – «Тайга (так звали мою овчарку) – ложись» но было уже поздно. Собака, получается, спасла мне жизнь, а я получил осколочное ранение в позвоночник - противник стрелял разрывными пулями. Все, думал, конец. Положил во внутренний карман гранату – на крайний случай. Мы были наслышаны о зверствах духов над пленными советскими солдатами. Такой смерти я не желал. К счастью, друзья меня вынесли с поля. Сначала я попал в Кабул, потом в Ташкент, потом в Минск. Там мне сделали операцию и вынули осколки пули из позвоночника. Благоприятных прогнозов никто не давал. Но я выкарабкался. Помогла спортивная закалка и желание жить.
«Мы вас туда не посылали»
- На войну больше не тянуло?
- Меня — нет, но некоторые мои сослуживцы, пройдя школу Афганистана, поехали потом воевать в Чечню. Это ребята – воины по своей сути и они уже не мыслят себя иначе. Я — мирный житель. И видел свое предназначение вы том, чтобы не убивать, а учить - сначала новобранцев, передавая опыт «сапера», потом будущих солдат. Не зря ведь говорят, что сапер ошибается лишь однажды.
Надо не просто быть внимательным, смотреть, как насыпана земля, примята трава, надо иметь «чуйку». Ведь под миной, в земле , может лежать «сюрприз» - граната. Не всегда можно ее увидеть — надо чувствовать. К сожалению, некоторые мои коллеги торопились.
Потом, когда уже вернулся и встал на ноги, мы с бывшими сослуживцами начали объединяться. Власти относились к этому настороженно, даже не разрешали носить награды. Для широких масс войны в Афгане по-прежнему не существовало. Создали союз ветеранов войны вы Афганистане, стали заниматься физической подготовкой молодых ребят, собирать деньги на установку памятника погибшим винам — афганцам, помогать вернувшимся с войны. Кому - с квартирой, кому льготу выбить. К сожалению, не все и не всегда шли навстречу — нередки были отговорки: мы вас туда не посылали, чего ж вы от нас требуете?
- Александр Иванович, сейчас многие говорят о том, что не надо было вводить войска в Афганистан...
- Я тоже считаю, что ввязались в эту войну напрасно. Много ошибок было сделано: надо было больше работать с местным населением, с межнациональными группировками, которых было очень много и некоторые из них были расположены объединяться с советскими военными. Расплатой за те ошибки стала Чечня.
Но лично для меня это время стало школой жизни, школой выживания, которая еще больше закалила. После нее понимаешь, что никогда нельзя отчаиваться и унывать.
Пенсионерка из Ершичей раскрыла секреты своего долголетия 
Гусарская баллада Веры Самохваловой 
От войны до мечты. Ветеран о том, как он начал новую жизнь после ВОВ 
Заслуженный строитель России: «Рад, что не сбылась моя мечта» 
«Госдума нам ни к чему». Иван Охлобыстин о политике, кино и жизни