После празднования 69-й годовщины освобождения Смоленщины от немецко-фашистских захватчиков мы обращаемся к смолянам, ставшим свидетелями этого времени. Наша героиня — настоящее дитя войны, и, возможно, именно суровое детство повлияло на ее характер, предопределив дальнейшую судьбу. Чудом выжив в годы войны, смолянка посвятила жизнь школе и даже на пенсии продолжает бороться за справедливость.
От гусара Луки
- Предки мои со стороны отца ведут род от гусара Луки, - рассказывает Вера Романовна. - И все его потомки называли себя «гусары», с ударением на последний слог, даже когда появились фамилии у крестьян. Естественно, что все потомки Луки по мужской линии стали носить фамилию Гусаровы. История предков моего отца, Романа Ионовича, от пра-пра-пра-прадеда Луки до наших дней, — это история постепенного превращения крестьян в городских жителей.
Предок Веры Романовны, Лука, действительно был гусаром и служил денщиком князя Оболенского, вместе с ним, как гласит семейное предание, участвовал в Суворовском походе. О нем в семействе сохранились устные предания. Которые передавались из уст в уста, из поколения в поколение.
- Я - старшая дочь в семье своего отца, рожденная в самом начале Второй мировой, считаю себя подлинным ребенком войны. Человечком, осознавшим, что он не один, что рядом есть мама, бабушка, дедушка, я стала в первый день бомбежки Смоленска. Были уже поздние сумерки, все почему-то сидели на полу, и мне не разрешали ходить. Я вырывалась и однажды, добравшись до окна, уцепилась за подоконник, пытаясь рассмотреть жуткую картину: на фоне огромного, до самого неба, пламени, виден был словно силуэт большой печки. На самом деле это было здание школы на улице Фрунзе — между нашим домом и покровским оврагом тогда домов не было. В этот момент раздался ужасающий звук: гул самолетов и взрывы бомб. Я схватилась за уши, меня всю трясло, я закричала. Бабушка Паша, которая умела «заговаривать» испуг, взяла меня на руки, качала и что-то говорила, но я никак не могла успокоиться. Даже в 1945 году, после войны, я еще жутко боялась звука летящего самолета.
Дедушка Ион, бывший солдат, после той первой бомбежки Смоленска велел маме Веры отправляться в деревню к деду Ивану. Он был убежден, что маленькие поселения никто бомбить не станет и там легче пережить войну.
Дитя войны
Как добрались до деревни Стайки, Вера не запомнила. Но и там война настигла беженцев. Однажды по деревне пронесся слух: немцы идут. Всеми детьми, да и взрослыми, немцы, понятно, воспринимались как заведомо плохие люди, от которых нужно прятаться. Маленькая Вера залезла в укрытие между мешками картошки, стоявшей в сенцах, и там заснула. Немцы, которые действительно пришли в деревню, велели всем покинуть дома и жить в поле. Строить шалаши или землянки запретили. Жители Стаек стали уходить, а Верина семья не могла найти свою девочку. Немцы стали обыскивать дома, и один солдат вынес спящего ребенка со словами «Киндер, киндер!». На улице как раз в отчаянии металась Верина мама. Так девочка со всеми деревенскими оказалась в чистом поле. На ночь залезали в копны сена, в этих же душных убежищах прятались от дождя. После этого Вера Романовна помнит мало: заболела тифом.
- Я была близка к смерти. По рассказам матери и ее сестер, я несколько дней лежала без движения, без признаков жизни. Губы запеклись, когда на них лили воду, та не проходила в рот. Мама старалась платочком разжать губы, но ничего не получалось, поэтому она обмакивала его в «забеляную» водой — это когда в стакан воды вливается ложка молока. Родные уже приготовили свечку на случай моей смерти: на зеркальце, которое прикладывали к носу, к губам, была только пара капелек пара. Мать, сидевшая возле меня несколько суток без сна, однажды просто свалилась. Ее отвели на кровать, а за мной стала смотреть тетя Татьяна.
Мать Веры увидела необычный сон: будто бы она, до войны работавшая няней и помогавшая по саду, идет среди огромного количества цветов. Сад тот был великолепен, но цветов подобных она раньше никогда не видела. «Где это я? Боже! Я — в раю? Но почему же? Я же не болела! Это же доченька моя умерла...» - подумала горько мать и проснулась со слезами. И тут женщина заметила, что ее трясет за плечо сестра, Таня: «Чего ты вопишь, вон дочка твоя зашевелилась, губами шевелит, говорить хочет». Мать кинулась к ребенку, который медленно начал выздоравливать. Черные волосы превратились в белокурые локоны, смуглая прежде кожа стала такой белой, что последующие несколько лет даже загар не приставал.
- Помню, как мы с мамой оказались в Смоленске. Я словно вижу нас на Колхозной площади, со страхом смотрю на черный город. Ни одного светлого пятна, только какие-то разрушенные дома, сгоревшие деревья.
Учитель в душе
В 1946 году Верочка пошла в школу, перенесла временную глухоту и еще множество злоключений: в тяжелые послевоенные годы всем было нелегко.
- Помню одно: я очень хотела узнать как можно больше, - говорит Вера Романовна.
Потом с легкостью поступила на физмат педагогического — отец просил, чтобы дочь осталась в городе. В институте, по словам Веры Романовны, ее научили многому. Получив специальность «учитель физики и основ производства», девушка имела на руках документы, позволяющие ей трудиться также кинодемонстратором, телеграфисткой, токарем на револьверном станке, а в придачу — права автолюбителя.
Первые три года после вуза Вера Самохвалова проработала в Новодугинском районе, затем — два года в Ленинградской области. После этого вновь вернулась в Смоленск. В школе работы для женщины - преподавателя физики не нашлось, и пришлось пойти методистом в управление профтехобразования. В ноябре 1966 года в 16-й школе внезапно уволилась учительница физики и Веру Романовну взяли на ее место. Правда, вскоре была построена школа номер 31, и ее перевили туда. Тогда у женщины уже была кооперативная квартира, нужно было выплачивать кредит государству в течение 15 лет. Подрастающий сын требовал все больше расходов, приходилось брать сумасшедшую нагрузку. Обострившийся варикоз заставил женщину на какое-то время забыть о работе в школе. Сидеть дома даже больная Вера Романовна не собиралась: трудилась лектором в Смоленском планетарии. Успешная операция на обеих ногах позволила вернуться к горячо любимой работе.
- Еще до института я не хотела быть учителем. Считала, что не достойна этой профессии. Хотела даже после учебы переквалифицироваться в инженеры. Но уже первый проведенный мною урок, который пролетел незаметно, заставил меня осознать, что в самой душе — я учитель. Дети не хотели расходиться даже на перемене. Я решила, что ни в какие инженеры не пойду, а буду учить детей.
«Я ничего не боюсь!»
После выхода на пенсию Вера Романовна два года проработала в школе номер 18, потом еще два года — в 35-й школе. В это же время деятельная женщина стала и председателем кооперативного дома. Предшественник Веры Романовны не просто развалил всю работу, но к тому же растратил полтора миллиона рублей. Пришлось пройти вместе и вместо жильцов через суды, непонимание, безжалостную клевету и откровенную травлю, вредительство. Несмотря на свой уже не юный возраст, Вера Самохвалова закончила курсы управляющих многоквартирными домами и смогла «разрулить» не одну непростую ситуацию.
- Так я трудилась до 67 лет и окончательно ушла на пенсию. Хотя многие мои ученики со мной не соглашаются: я считаю, что вообще работа учителя в те годы была организована бездарно. Можно было рациональнее использовать возможности педагога. Приходилось выполнять много работы за завхоза, завучей, директора, сидеть каждую неделю на «пятиминутках», длившихся по полтора часа.
Перестав работать, пожилая женщина обнаружила у себя много больных мест. Уповать только на врачей и лекарства Вера Романовна не стала, увлеклась прогулками, народной медициной и плаванием.
- Мы, старики, фактически одинокие люди. Дети стараются жить своей жизнью, не посвящая нас в свои планы. Если общаются, то в основном на темы: «Что поесть?», «Как приготовить?», «Что вкусненькое купить?». Душе родительской этого мало.
Деятельной натуре Веры Романовны мало спокойной жизни пенсионера. В 2010 году женщина взяла опеку над недееспособной Галиной Анищенковой — выжившей жертвой маньяка Владимира Стороженко, орудовавшего в Смоленске в конце 70-х.
- В России три беса: беззаконие, бесхозяйственность и бесконтрольность. Бороться с ними можно на всех уровнях власти. А я буду бороться так, как смогу. Я ничего не боюсь. Не зря же я — потомок гусара!